Упрощенная HTML-версия
14
Р
ассвет уже спешил. Земля в
пространстве звёздном спе-
шила к Солнцу повернуть-
ся стороной другой. Летит, летит
она, мой шарик! Тебя б в ладош-
ки взять и приласкать, погладить
бы тебя, дитя ты малое моё! Ле-
тишь, летишь, свой путь опреде-
ляя чувством, данным нам Отцом.
Живая ты, живая! Все думают – ты
мать, а ты такая!!! Ты радость юная
и озорная! Так хочешь счастья ты,
чтоб вместе с божьими детьми тво-
рить на всех своих просторах про-
странства, полные любви!
Спеши, Земля, лети, лети! А
ты, мой дуб! Ну, здравствуй, друг!
Стоишь века! Глядишь в глаза. Ты
громко ясно засмеялся. О чём-то
с дубом говорил, он отвечал, а ты
смеялся от радости великой бытия.
О-х я! Ты выдохнул и растворился,
с сердцебиеньем дуба слился.
Дуб вековой, в нёммыслипред-
ков рекой божественной бегут по
веткам. А-а, снова вдох, вдыхаешь
тишину ты мудрости земной и веч-
ной. В груди становится так тесно.
Энергий сильных через край, её в
мечту ты выдыхай!
Какие, дети, там психотера-
певты! Могли мы к древу Родово-
му подойти, душою прикоснуться
к чувствам вечным, и словно раны
у души он лечит любовию своей и
истинностью мыслей.
Святые мысли истины Творца.
О! как живительна вода тех образов
и слов! Как будто заново рождаюсь
я и снова обретаю я себя.
Полёт, полёт,
летит над лесом птица.
Отец, я не устану
верить сердцу!
Всегда, Отец, тебя в себе найду!
А коль заснёт,
любовью пробужу.
Приходит время очищенья. Ис-
тосковалась так душа за капелькой
святой дождя. Отец, Отец, пролей
ты дождь! Да чтоб огнём он полы-
хал! Пусть смоет он с меня всё то,
что лишним грузом в чувствах на-
росло. Огонь-вода, из пламя в про-
рубь! Святые деды вы мои, как
веником меня хлыстали в бане!
Под паром листьев из дубка вся не-
чисть выйдет из меня.
Образы такие, как в бане па-
рили тогда, в те времена, нечис-
ту силу изгоняли навсегда. Удар,
удар, за словом слово. Что может
быть сильнее слова! Осмысленно-
го чувством и душой!
Вот так однажды вылечил меня
мой дед. Одна такая нечисть приле-
пилась, да «кровушку мою сосала»,
а всё так безобидно начиналось!
Там на деревеньке у нас стояли
дубы. Прабабка милая моя, ещё по
молодости деда проводила на вой-
ну, сама с детишками осталась да
с сестрой. Ждала его из года в год,
но он не возвращался. Быть может,
не было его уже в живых, об том и
даже мысль не пускала в сердце.
И каждый год, когда его жда-
ла, она сажала кругом дерева. Ещё
годок – сажает рядышком дубок.
Прадед мой, не воротился он до-
мой. И тридцать три дубочка ста-
ли кругом. Одни повыше, а другие
меньше ото всех. И знали все в
роду, что было дерево у них люби-
мое – их дуб, под ним они гуляли
долгими ночами, когда ещё лишь
нравились друг другу, под ним в
любви он ей признался, под ним
она согласие дала женою быть его.
Под ним дитя своё зачали и мно-
го светлых истинных мгновений
вместе провели, пока он не ушёл.
Война. И каждый год его ждала, и
жёлуди, которые проросли, рядом
с дубом тем сажала кругом, и ду-
мала о нём, и словно рядом был-то
он. И даже говорила с ним она. И
не черна была тоска.
Пойдёт к дубкам, там посидит,
поговорит сама с собой, с дубками,
а домой счастливой возвращалась,
словно там она с любимым пови-
далась. И говорила бабушка моя,
что так оно и было! Душой своей
он приходил туда и с ней общался.
Ивидела его она и чувствовала сер-
дцем всем, и даже доченьке своей,
моей то бишь бабушке, сказывала,
что говорил он ей.
Рассказывал, что он погиб. Но
только телом, а душа жива, и будет
с нею рядышком всегда, пока её
земная жизнь идёт. Так убедил её,
что тосковать она душою перестала
и чувствовать его сильнее стала. И
радовался он их детям, и даже как-
то говорил, чтоб пригляделася она
к другим мужчинам, но прабаб-
ка отказалась наотрез, ему сказа-
ла, что подождёт, когда они вновь
вместе будут на небесах. Но смерть
не торопила, жила душою и с ду-
шой, любила всех детей и внуков.
Жизнь долгую прожила, и я её ещё
застал, уже совсем старушечкой
была, но ласковой и доброй, любя-
щей безмерно нас. В такой любви
мы выросли.
Года текли своей рекой, и стали
люди в деревне забывать, что баба
Клава те дубы сажала. Да много
уж прошло годов, и не рассказы-
вали больно людям мы про всю ис-
торию любви прабабушки моей и
прадеда.
И вот в селенье главный объ-
явился. Мужик он борзый был и
наглый. Да и я уже не мальчик был
– своя семья. И вот однажды я иду
и вижу, как с пилой стоит мужик и
пилит один дубок из круга. Я под-
бежал: что делаешь! Неужто здесь
во круге нет других деревьев!
– Решил, что хватит этих мне
на зиму дом топить.
– Да что ты, эти же дубы моя
прабабка здесь сажала, когда с вой-
ны ждала прадеда моего!
- Амне-то что! Ибабки нет дав-
но твоей в живых, ну, а прадеда и
подавно! А мне в лесу рубить, по-
том сюда тащить резону нет. Тем
более, они не на твоём участке, а
так, у края леса.
- Да как не понимаешь ты! Да
что ж ты не имеешь уж души! По-
думай сам, они важны семье моей,
то память добрая, и детки любят
все мои бывать здесь – бегают сюда
играться! Да бывает целый день
проводят здесь! Да вот качель им
сделал я. Да, не на участке у меня,
и лес здесь общий. Но пойми, мне
это место свято, дорого. Спилить
здесь дерево, мне всё равно, что
руку ту ж отрезать!
- Да что за дурь несёшь ты, оду-
рел! Тебя я слушать тут не стану!
И разгорелся спор и драка на-
чалась. Позвал своих он подхалим,
и отметелили меня, хоть, слава
богу, не покалечили, но дерева ру-
бить пока не стал. Но пригрозил,
что всё равно их срубит.
Меня же возмущенье пожира-
ло, ненависть к врагу и злоба, слов-
но семью мою обидел он и род.
Уже хотел дубину взять, пойти с
ним разбираться, но дед мой баню
растопил и взял с дубков тех ве-
ник. И долго парил так меня, и ве-
ником хлыстал, да приговаривал
и нечисть изгонял. А нечисть что:
обида, злоба, жажда мести, ярость,
гнев. Убить готов был я скотину ту.
Хлысток, ещё хлысток, а ну-ка, ми-
ленький внучок, ты бесов, милый,
отпусти, найдём решение в любви!
–В какой любви, дед, ты не по-
нимаешь, он сам весь в бесах!
–Так по что тебе таким же ста-
новиться?! Решенье подскажу
тебе, вначале ж ненависть твою я
прогоню!
Опять давай хлыстать да что-то
приговаривать в усы. Успокоение
пришло и расслабленье, почувс-
твовал, как гнев ушёл и ярость
улеглась.
–Ну, ладно, деда, говори, какое
там решенье у тебя нашлось?
– С тобою завтра мы пойдём, и
братьев позовём, напилим и нару-
бим дров ему в лесу мы на всю зиму
и в дом ему мы привезём.
Я аж подскочил и вскрикнул:
– Ни за что! Чтоб этой гадине
ещё я услужать пойду!!!
Но дед мой словно гнева не за-
метил, серьёзно так сказал:
– Сынок (хотя на самом деле
я внучок, но когда дед что-то важ-
ное особо говорил, то называл
меня сынок), веков не мало на
земле живёт наш род, веков впе-
рёд нам жить ещё и жить. И есть
места такие, где чувства ты вло-
жил души с любовью! И те места
подобны Бога силе! Так вот, сы-
нок, твои там деточки гуляют, и я
туда так часто прихожу, общаюсь
с матерью своей, с отцом, с их ду-
шами. Поверь, они туда так час-
то к нам приходят. И мудростью
твоих же детишек в их играх на-
полняют. И сам всегда покой ты
ищешь там. И над важными ре-
шеньями там размышляешь.
– Правду деда говоришь, я
знаю, поэтому с такою яростью к
его деяньям я.
– Уже решил я и сход уви-
дел предложенья нашего. Я пой-
ду и предложу ему, что сами дров
ему мы привезём, и последую-
щие зимы тоже. За это пусть учас-
ток тот в лесу признают нашим и
детей твоих и внуков. Работы на
всех нас в том не много. Ведь ло-
шади у нас, повозки, сила бра-
тьев, всё есть. Я знаю, скажешь:
униженье. Не униженье для меня,
как словно чувствую, что дань я
отдаю, что оберег тем самым со-
творю я для семьи своей. Пой-
ми, сейчас ведь времена другие. И
хоть войны уж, слава богу, нет, но
предков наших обычаи, святыни
всё меньше люди поважают.
Не униженье мне пред ним
ему помочь. Он немощен душой,
не просто дров ему я принесу –
от всей души ему я пожелаю серд-
ца пробужденья ото сна. А мне за
честь спасти наш круг дубов. Цена
за это, уж поверь, намного мень-
ше, коль пошли бы силою решать
вопрос да вилами. Война в деревне
ни к чему. Мы с уважением к нему
придём, не конченый он человек,
и не захочет перед всей деревней
он позориться, что дед к нему при-
шёл, а он его пинком.
Что вам сказать! Да, убедил тог-
да меня мой дед, хоть униженьем
это я считал, но ради памяти пра-
бабушки моей пошёл на это я.
И оказалось для моей семьи ве-
сельем это: дрова в лесу мы заго-
тавливали ему, а сами песню пели:
вот будете огнём гореть, согрейте
его сердце! И песню спойте о весне
души, о радости, любви! Мы хохо-
тали, представляли, как Егор (так
звали моего «врага») вдруг добрым
станет и приветливым и с радостью
встречать нас станет!
На первый год тех изменений
не было. Как одолженье сделал он,
приняв дрова. А в осень следую-
щую посмеялся:
– Ну, что, опять, вы мне дрова
на зиму привезёте?
– А что ж, – мой деда отвечал,
– а нам не в тягость, много нас, се-
мья большая, мужиков хватает. Это
ты один всё. Ни жены и ни детей,
хозяйство-то большое. И денешь-
ки вот на работников ты тратишь
всё, богатства наживаешь. А вот бы
добрую жену тебе, детишек в доме!
Ты развлекаешься с Алёнкой-то,
я знаю. Серьёзно к ней ты не от-
носишься, она с семьи-то бедной.
Нет отца, им с матерью не просто
жить, то знаю. Но ты не думай, не
из-за куска хлеба ходит ведь она к
тебе! И нет у неё то больше никого!
– Сам знаю, что нету никого, а
то бы на порог бы не пустил меня
позорить.
– А сам её ты не позоришь? Ей
конечно некуда деваться, любит-то
тебя.
– Как любит? – растерялся он.
– А что ж, не говорила-то
сама?
– Да говорила, я всё думал, от
того, что бедная она, а я её приве-
тил, отношусь не плохо, кормлю,
еду домой даю, к её братишке, к
матери.
– Сынок, – мой дед сказал, –
я видел, как она смотрит на тебя.
Любовь в её глазах, тоска.
–Вот именно тоску-то я и вижу,
а вот любовь…
– Родимый, от чего тоска её-то,
думал? От того, что понимает, что с
нею ты не останешься и в жёны не
возьмёшь, что в жёны ты поищешь
побогаче да невинную.
–Да какже люди-то посмотрят,
что соромную возьму я в жёны.
– А с кем она такой-то ста-
ла. Наоборот, уваженья будет твой
поступок достоин. Ты только в
чувствах разберись своих к ней...
В ту зиму дров ему опять мы за-
готавливали, и снова песни пели,
да в песнях тех его счастливым ви-
дели с семьёй, с детьми, и в добро-
те и ласке.
И стал присматриваться к ней
он словно по-другому. И больше
ласковых стал слов ей говорить.
И вот однажды у печи они сиде-
ли, и спросил её, о чём она мечтает.
И расплакалась она. Сказала, что
не мыслит жизни без него, мечта-
ет, чтоб ребёночка родить ему, его
счастливым сделать! Обнял её он,
сердцем всем он к сердцу прижи-
мал её. Ну, а в печи огонь трещал.
И песня тихая лилась, ушам не
слышная, а сердцу.
На утро следующее прибежал
Егор к деду моему.
– Ну, здравствуй, Егорушка, с
чем пожаловал?
– Да вот, пришёл спасибо за
дрова сказать!
- Неужто!
- Да, вот хочу просить, чтоб в
бане ты меня попарил.
- А по что? Своя ведь баня есть-
то у тебя.
Сел на пенёк и голову склонил,
руками обхватил.
- Я знаю, знаю, дед, всё пони-
маю. Я в злобе, в ненависти к лю-
дям жил, хотел, чтоб уважали все
меня, боялись, да что бы лебезили
предо мной.
Я больше не могу, как словно
жажду я освобожденья от невиди-
мого чего! После того, как стали
вы дрова возить, что-то меняться
стало в моей жизни, понимаешь!
Я даже сам ходил туда, где ваши
дубки растут, и правнучка твоя
мне рассказала всю историю люб-
ви твоих родителей. И что-то там
почувствовал такое я. К каким-то
чувствам прикоснулся, которых не
было в душе моей, али забыл дав-
но я их! И так любви мне захоте-
лось! Потом твои слова, с Алёнкой
по сердцам поговорил. Родная мне
она! И сердце тянется моё к ней
и душа! Так раньше не было. Мне
раньше нравилось её тело молодое,
и что всё по хозяйству помогает, не
требует ничего, и тешило меня, что
добродетель я, такой вот помогаю.
А теперь всё по-другому стало.
– Я понимаю, милый мой,
пойдём! Сейчас с тобою баньку мы
растопим.
К Егору дед мой подошёл и го-
лову его в свои ладони взял. Тот по-
чему-то зарыдал, Навзрыд он, как
ребёнок, плакал.
– Вот ладненько, вот и слава
Боженьке! Теперь всё будет хоро-
шо! Всё приговаривал и по головке
гладил, а тот, как мальчик малень-
кий, прижался к деду и всхлипы-
вал. Не видел этого никто.
Вот только сердцу стало хорошо!
И парил его дед, и веником
хлыстал, да приговаривал всё –не-
чисть изгонял, из тела, из души.
Потом рубаху с рошитью при-
нёс:
– Одень, сынок, её моя мать
вышивала, когда в любви дубки
сажала, любила посидеть повы-
шивать. Рубах таких – у нас у всех,
и даже правнукам всем будет. Вот
и тебе от рода нашего рубаха! Вот,
гляди: здесь вышит оберег, тот
символ древний очень, не пустит
больше в сердце зло в твоё!
Одел рубаху он и сызнова
вздохнул, вобрал в себя он жизни
чистоту. Вернулись в сердце ра-
дость и любовь!
К любимой поспешил, по-
шёл он к матери её и поклонился
до земли. Сказал, что хочет взять
Алёнушку он в жёны, что люба,
дорога ему она. Не знал, что ря-
дышком она, стоит за занавеской.
Сердце полыхнуло.
Настала снова осень, и Егор
уж сам дрова пошёл на зиму в лес
заготавливать. А тут и мы гурьбой
ему на помощь!
- Да что вы! Право же, не надо!
Помощников себе найду!
Сам смотрит он на нас и улы-
бается.
– Сыночка скоро жду! Оста-
лось вот ещё немного подождать,
Алёнке сон был: Божья мать маль-
чишку в руки ей даёт.
Запели песню мы и стар и
млад. Лилась она рекою дивной.
В том есть истина простая. Живое
слово лечит душу. ЛЮБОВЬ ОНА
ВСЕМУ НАЧАЛО!!!
ИСТОКИ
Вита Ивченко
г. Днепропетровск
jadvigsokol@rambler.ru
Родовая Земля
№ 1 (42), январь 2008 г.