Упрощенная HTML-версия
• 19
«Родовая Земля»
№ 11 (124), ноябрь 2014 г.
К
ак часто пытаются люди вос
питывать детей наказанием...
Но ведь наказанное дитя —
это страдающее дитя. И мимо
этого наказания нельзя прохо
дить равнодушно. Надо помочь ре
бёнку, ведь неопытность и безпо
мощность являются составляющей
его сущности. И если не помочь ма
ленькому, неопытному, безпомощ
но страждущему Божиему созда
нию, то правомочно задаться во
просом: осталось ли в нас ещё хоть
что-нибудь человеческое?
Особенно это касается жестоких
наказаний, об ущербности которых
родители даже не задумываются и
от которых ребёнок страдает осо
бенно сильно. К жестокости «нака
заний», которые действительно за
служивают этого строгого термина,
следует присмотреться поближе.
Ребёнку надо помочь намного
раньше, то есть до наказания, чтобы
он мог избежать его. Но этого, как
правило, не делают. Почему же этим
пренебрегают? Родители ссылаются
на дефицит времени, на собствен
ное «незнание» и «непонимание»
и в результате «преуспевают» в не
достатке любви. Конечно, куда лег
че произвести на свет ребёнка, не
жели его воспитать, но большинст
во начинают это понимать слишком
поздно. Однако эти соображения не
снимают ответственности с дурно
воспитывающих родителей.
Мы сделали ряд важных наблю
дений, связанных с сущностью на
казания. Они являются явным дока
зательством того, что родители по-
прежнему с безразличием и непо
ниманием относятся к душевным
переживаниям ребёнка, многое
упускают, многое истолковывают в
ложном свете. Вот почему наказа
ние является как бы сигналом тре
воги для самих родителей о том, что
есть такие промахи и ошибки, кото
рые не должны иметь места. Потому
что наказание—это репрессия; оно
означает, что детская душа бунтует
и что подавление этого бунта про
исходит из покоев родителей. Вос
питание наказанием — это несчаст
ное воспитание, это постоянно тле
ющая борьба, это тайная граждан
ская война в семье. Остается только
один вопрос: кто несчастнее — на
казующий или наказуемый? Конеч
но же, несчастнее наказуемый, так
как он неопытен и беспомощен.
Однако наказание свидетельст
вует и о беспомощности родителей,
только их беспомощность не так из
винительна, как беспомощность де
тей. Там, где налицо правильная
воспитательная связь между ста
рым и малым, до наказаний дело
доходит крайне редко или вооб
ще никогда. Отец или мать прислу
шиваются к жизни ребёнка, вчувст
вуются в его внутренние побужде
ния, прозревают трудности его раз
вития — инстинкты, желания, сдер
жанность и безудержность, рев
ность и капризность. Материнское
вчувствование необычайно тонко и
просто призвано по-настоящему чу
ять рост травы и цветенье цветов в
детской душе, тщательно оберегая
всё доброе и осторожно выпалывая
всё дурное. Если она этого не дела
ет, если понимает только тогда, ког
да ребёнок начинает спотыкаться и
протестовать, тогда наступает бес
помощность вдвойне и неизбеж
ное несчастье репрессий. Каждой
неудаче тогда соответствует порция
наказаний.
К тому же наложенное взыска
ние рассматривается как запозда
лая помощь, а потому имеет своё
оправдание.
Холодно и безстрастно пред
стают тогда перед страдающим ре
бёнком, чтобы осуществить сухую
и формальную идею влияния. Эта
идея «расплаты», «компенсации за
недовольство» имеет своим про
исхождением совсем иные сферы,
в которых практикуются проблемы
динамики, равновесия и хозяйст
венного расчёта; это «библейская»
(из Ветхого Завета) идея, но она не
христианская; это древнеримская
идея, но она лишена любви. Ког
да детский проступок наталкивает
ся на строгое наказание, душа ре
бёнка ещё больше ожесточается и
изо всех сил старается себя защи
тить. Тогда задача родителей стано
вится неразрешимой. Потому что в
сущности своей задача воспитателя
в том, чтобы открыть двери детско
му инстинкту, осторожно, но дейст
венно проникнуть в его внутренний
мир и пробудить в нём самые бла
городные силы глубинных пластов к
непроизвольному движению и к но
вому самосознанию.
Ещё печальнее результаты нака
зания, если воспитатель ставит пе
ред собой задачу застращать или
запугать ребёнка. Это особенно ка
сается порки.
По сути, существуют два различ
ных, если не сказать противополож
ных, способа воспитания: союз с до
брыми задатками ребёнка и война с
дурными наклонностями.
Если воспитатель настроен на
союз, он как бы говорит ребёнку:
«Ты ведь славный, хотя, как я ви
жу, у тебя бывает и дурное на уме.
Я верю в твою доброту и в твои си
лы; я буду помогать и защищать те
бя, и вот увидишь — ты скоро побе
дишь». Если же воспитатель замыш
ляет войну, он так подходит к ребён
ку: «Ты дрянной мальчонка, и твой
поступок является зеркалом твоей
души; я не верю в тебя, и от меня ты
пощады не жди; ты заслуживаешь
дурного обращения, потому что ни
на что хорошее не способен; тру
сишка, из страха перед наказанием
ты даёшь выход вовне своим дур
ным инстинктам, так как нутро у те
бя подвержено порче!»...
Тот, кто заключает с ребёнком
союз, пытается стать его «ангелом-
хранителем», он не старается задеть
в нём честь и достоинство, он бе
режно относится к его самолюбию.
И в этом он абсолютно прав. Тот, кто
объявляет войну ребёнку, стано
вится его преследователем и вра
гом. Он уязвляет его достоинство,
задевает его честь, подрывает веру
в собственную простоту. Если ребё
нок вынужден сказать себе, что его
«отец видит в нём негодяя», он всег
да перед выбором: или отдать дол
жное точке зрения отца и покон
чить с этим негодяем в себе, или же
отстаивать своё достоинство и смо
треть на отца как на «врага» и «зло
дея». Но даже тогда, когда ребёнку
удается не давать себя растоптать
и сохранить самоуважение, суще
ствует опасность, что он своё «до
стоинство» переносит в сферу жёст
кого и категоричного мошенниче
ства, утрачивая меру в свершении
дурного. А то, что переживает ре
бёнок, представляя в лице своего
отца «врага» и «злодея», можно на
звать великой трагедией жизни, по
тому что в таком случае принцип ав
торитета вообще и представление
о свободной лояльности в частно
сти в корне подрываются и начина
ют колебаться. Именно здесь и сле
дует искать первоосновы поздней
шей революционности и анархиз
ма, источник нигилизма и безбожия.
Если кто вознамерился воспи
тывать дитя методом застращания,
тот рискует потерять его любовь
и духовно искалечить его. Гневли
вость ребёнком воспринимается
как ненависть; сухость — как хо
лодная жестокость; укоры и ругань
— как презрение. Эта лавина нена
висти, жестокости и презрения вы
зывает в ребёнке ответную реакцию
такого же рода, а наказание может
в результате развязать в нём самые
дурные начала, дать волю самым
дурным аффектам. Наказывающий
отец кажется ребёнку неким гро
милой, который хочет выместить на
нём своё зло и который за какую-
нибудь нечаянно разбитую фарфо
ровую чашку преднамеренно уби
вает целый клад духовно-душевно
го фарфора.
Затравленный человек утра
чивает своё достоинство и может
превратиться в низкого лакея. По
стоянный страх довлеет над ним,
ослабляет его духовный костяк, от
крывает перед ним в жизни всяче
ские низкопробные лазейки — от
коррупции до предательства. Пор
кой не воспитаешь свободного че
ловека, а взрастишь раба. А болез
ненный дух раба может сказаться
однажды самым страшным обра
зом.
Есть, однако, дети — а это, как
правило, благородные и утончен
ные натуры, — которые никогда не
прощают отцу физической экзеку
ции. Они не поддались унижению,
не испытали страха в себе; они пе
ренесли свой живой пиетет, кото
рый в нормальных условиях де
ти питают к отцу, в другие, не разо
чаровывающие их сферы, а свое
го родителя воспринимают отныне
как погасший свет, или как пустую
оболочку вместо человека, или как
лишённое святыни место.
Наказанный ребенок — ребё
нок страждущий, несчастный. Он
впервые находится в мучительном
конфликте с внешним миром и чув
ствует себя чаще всего непонятым и
невиноватым. Да — непонятым, по
тому что взрослые воспринимают и
описывают его поступки, как сам он
эти злополучные поступки и не за
мышлял, и не желал. Да — невино
ватым, потому что где-то в глубине
души своей знает, что вина предпо
лагает злую волю или волю ко злу. А
он от этого свободен...
Ребёнок был счастлив: впервые
в жизни он добыл дивные, длинные
лозовые розги, которые так фанта
стически прекрасно взлетают в воз
дух. И их попытались вырвать у не
го из рук. Подумать только — их!
Это летающее блаженство!.. Конеч
но, ребёнок начинал защищаться, и
тогда... это называлось: «Ты поколо
тил свою старую няню...» Непонима
ние и невиновность!..
Ребёнок увидел, как мимо про
катили по улице с грохотом тяжёлые
пушки. «Это надо дома повторить»,
— решает он и начинает собирать
кусочки свинца, сцеплять их один с
другим (о, сколько труда!) и всю эту
гремящую пушку-эрзац привязал к
хвосту дремлющей кошки. То-то бу
дет бегу, то-то лязгу!.. А в результа
те ему говорят: «Ты мучаешь живот
ных»... Взрослые ничего не пони
мают, всё извращают и наказывают
благонамеренного карапуза...
Садовник поливает в саду цветы.
О, как летят брызги, мерцают, горят,
словно перламутр... А что если взять
мамину иголочку, проделать дыроч
ку в мордашке маленькой резино
вой мышки, напитать её водою до
предела и с нетерпением притаить
ся у окна; ну наконец-то мимо идут
две дамочки в шляпках, украшен
ных цветами: мордашку нажимаем,
цветочки поливаем, а капли, словно
перламутр... В результате слышишь:
«Ты перешагнул пределы дозволен
ного, умышленно испортил шляпы
и одежду незнакомым дамам»... И
пошло, поехало: «сознайся, покай
ся, устыдись!.. Все вздор! Ведь он не
то хотел! Ничего не поняли! Эту вину
«никак нельзя признать!..»
Сегантини вспоминает, как он,
будучи малышом и днями остава
ясь дома один, измышлял для се
бя весёлые развлечения: бросал
из окна небольшие кусочки бума
ги и любовался, как они кружились
и танцевали в воздухе; грубая порка
прервала эту светлую радость вели
кого провидца... Было ли это необ
ходимым и оправданным?..
Так выглядит конфликт малень
кого искателя радостей, неопытно
го подражателя, беспомощного ис
следователя, который осмеливает
ся войти в мир, не познав его в его
«глупых» взаимосвязях. Ребёнок
делает ложный шаг, не зная, чем он
отзовётся, не оценив всевозмож
ных — и прежде всего дурных —
последствий его, и терпит «кора
блекрушение». Человечество идёт
этому шагу навстречу и бросает в
лицо ребёнку неожиданные, пол
ные разочарований следствия это
го шага. Задача воспитателя не в
том, чтобы огорчительные послед
ствия превратить в град лупцева
ний, а в том, чтобы стать между ре
бёнком и нежелательными послед
ствиями, показать ему непригляд
ную сторону их, заставить его за
думаться, но самое главное — про
будить дух детского инстинкта к са
мостоятельному созерцанию и к
решимости заняться воспитанием
воли.
Ребёнок должен оценить ре
зультаты своего проступка, усмот
реть причинную взаимосвязь меж
ду ним и его последствиями; при
знать себя первоисточником сво
ей вины и с этим грузом новых по
знаний почувствовать угрызение
совести. А воспитатель в это время
должен быть рядом с ним, с одобре
нием пойти навстречу решениям
ребёнка и всячески поддерживать в
нём их. И всё это без унижения, всё
с любовью и проникновенностью.
Потому что человек только тогда
правильно воспитан, когда он умеет
правильно оценивать свои поступ
ки, предвидеть их последствия, в
тихой пристани починить свой «ко
рабль» и взять курс на достойную
ревизию своего «я». И всё это — са
мостоятельно, по собственному по
чину, в свободной самооценке.
Так поступает истинный воспи
татель. А если, паче чаяния, ему и
придётся когда-нибудь прибегнуть
к наказанию, то оно никогда не бу
дет ни суровым, ни мучительным,
ни унизительным. Суровые нака
зания или сломают человека, или
ожесточат. Мучительные наказания
рождают палачей. Унизительные —
делают из людей рабов.
Будущему человечеству всё это
не к лицу.
n
уроки жизни
НАКАЗАННОЕ ДИТЯ
Отрывок из книги Ивана Ильина
«Взгляд в даль. Книга
размышлений и упований», 1945 г.
справкА
Иван Александрович Ильин
(28.03.1883 —
21.12.1954). Выдающийся русский мыслитель, пра-
вовед, политолог. Автор более 40 книг и 300 статей
на русском и немецком языках. Окончил юридиче-
ский факультет Московского Императорского уни-
верситета. Приват-доцент кафедры истории права
и энциклопедии права. Доктор государственных на-
ук. В 1922-м выслан из Советской России, как актив-
ный противник большевистского режима. Профессор
Русского научного института в Берлине. Редактор-из-
датель журнала «Русский колокол». Из-за преследований гестапо перебрал-
ся в Швейцарию.
Фёдор Решетников. «Опять двойка», 1952 г.